ВЕЧНЫЙ ШАХ
Он создал детский театр, где спектакли ставили Г. Товстоногов и А. Эфрос, пьесы писал В. Розов, а актером начинал О. Ефремов.
О директорах театров пишут обычно редко, если вообще пишут. В театральном воздухе мелькает то хула, то хвала, но именно мелькает, не более того. Константин Язонович Шах-Азизов, в труппе его прозвали Шах не только за приверженность к дисциплине и порядку, чем театральный люд не очень-то отличается, но главным образом за то, что, где бы ему ни доводилось работать, своими успехами эти сценические сообщества во многом были обязаны именно директору. (А начинал он в Тбилиси и был среди организаторов детских театров Закавказья, потом, с 1945-го, в течение 29 лет директорствовал в Центральном детском в Москве.)
И всюду его присутствие шло на пользу делу. По двум причинам: он нутром чуял талант и опекал одаренных людей.
Художественный театр не взял в свою труппу Олега Ефремова, великолепно окончившего Школу-студию МХАТ. (Что-то в его лице показалось руководителям нетипичным.) У кого он с успехом начинает? У Шах-Азизова, где играет Иванушку-дурачка с таким умом и озорством, что помнится тем, кто его видел, до сих пор. Тот же Художественный театр без сожаления расстался с талантливой и образованнейшей Марией Осиповной Кнебель. Кто назначил ее художественным руководителем своего театра? Шах-Азизов. А кто привез из Рязани молодого режиссера Анатолия Эфроса? Опять же неугомонный Шах. И приехавшему из Грузии Георгию Александровичу Товстоногову директор предложил постановку, и москвичи дивились жизненной правде спектакля «Где-то в Сибири».
Так, один к одному собирается театр, талант притягивает талант, пока наконец не становится ясно, что именно Центральный детский задает тон всему сценическому делу.
Шах-Азизов находит, а если надо, защищает (а защищать надо было часто) одаренных и неординарных людей.
Многие ли теперь помнят, что первая пьеса Виктора Сергеевича Розова «Ее друзья» была поставлена именно в Центральном детском, а автору и директору грозно пеняли за ее сентиментальность. И другие пьесы Розова – «Страницы жизни», «В добрый час!», «В поисках радости» в постановках Анатолия Эфроса – первыми шли в ЦДТ.
Розов писал: «Сильной рукой упорно и твердо, как отважный плотовщик, Шах-Азизов поворачивал тяжелый руль моей судьбы. И повернул. Еще и еще протягивал мне он свою крепкую руку в минуту грозных опасностей».
А от Товстоногова приходилось слышать: «Доброта словно излучалась им. Мне повезло – я начинал свой путь вместе с ним (в Тбилиси, тоже в Детском театре. – Ред.) и лучшим в себе я обязан ему».
От такого закрытого человека, как Товстоногов, это дорогого стоит, тем более что он тоже был организатором дела и знал его трудности, как и Олег Ефремов, считавший Шах-Азизова одним из самых интересных людей послевоенной театральной Москвы.
«Кажется, про театр он знал все. Главное в нашем деле, что кто-то должен организовать людей, собрать, начать. Шах был настолько прозорлив, что уже в 49-м году на одном из собраний в ЦДТ, предвидя кое-что, назвал меня мхатовским нахалом. Но и дорогое для нас, главное для нас было то, что его вкус и его вера в искусство были связаны с реалистической правдой театра, идущей от прародителя Щепкина – через Станиславского и Немировича-Данченко к нам».
Натэла ЛОРДКИПАНИДЗЕ
https://www.kino-teatr.ru/teatr/activist/379986/bio/
Он создал детский театр, где спектакли ставили Г. Товстоногов и А. Эфрос, пьесы писал В. Розов, а актером начинал О. Ефремов.
О директорах театров пишут обычно редко, если вообще пишут. В театральном воздухе мелькает то хула, то хвала, но именно мелькает, не более того. Константин Язонович Шах-Азизов, в труппе его прозвали Шах не только за приверженность к дисциплине и порядку, чем театральный люд не очень-то отличается, но главным образом за то, что, где бы ему ни доводилось работать, своими успехами эти сценические сообщества во многом были обязаны именно директору. (А начинал он в Тбилиси и был среди организаторов детских театров Закавказья, потом, с 1945-го, в течение 29 лет директорствовал в Центральном детском в Москве.)
И всюду его присутствие шло на пользу делу. По двум причинам: он нутром чуял талант и опекал одаренных людей.
Художественный театр не взял в свою труппу Олега Ефремова, великолепно окончившего Школу-студию МХАТ. (Что-то в его лице показалось руководителям нетипичным.) У кого он с успехом начинает? У Шах-Азизова, где играет Иванушку-дурачка с таким умом и озорством, что помнится тем, кто его видел, до сих пор. Тот же Художественный театр без сожаления расстался с талантливой и образованнейшей Марией Осиповной Кнебель. Кто назначил ее художественным руководителем своего театра? Шах-Азизов. А кто привез из Рязани молодого режиссера Анатолия Эфроса? Опять же неугомонный Шах. И приехавшему из Грузии Георгию Александровичу Товстоногову директор предложил постановку, и москвичи дивились жизненной правде спектакля «Где-то в Сибири».
Так, один к одному собирается театр, талант притягивает талант, пока наконец не становится ясно, что именно Центральный детский задает тон всему сценическому делу.
Шах-Азизов находит, а если надо, защищает (а защищать надо было часто) одаренных и неординарных людей.
Многие ли теперь помнят, что первая пьеса Виктора Сергеевича Розова «Ее друзья» была поставлена именно в Центральном детском, а автору и директору грозно пеняли за ее сентиментальность. И другие пьесы Розова – «Страницы жизни», «В добрый час!», «В поисках радости» в постановках Анатолия Эфроса – первыми шли в ЦДТ.
Розов писал: «Сильной рукой упорно и твердо, как отважный плотовщик, Шах-Азизов поворачивал тяжелый руль моей судьбы. И повернул. Еще и еще протягивал мне он свою крепкую руку в минуту грозных опасностей».
А от Товстоногова приходилось слышать: «Доброта словно излучалась им. Мне повезло – я начинал свой путь вместе с ним (в Тбилиси, тоже в Детском театре. – Ред.) и лучшим в себе я обязан ему».
От такого закрытого человека, как Товстоногов, это дорогого стоит, тем более что он тоже был организатором дела и знал его трудности, как и Олег Ефремов, считавший Шах-Азизова одним из самых интересных людей послевоенной театральной Москвы.
«Кажется, про театр он знал все. Главное в нашем деле, что кто-то должен организовать людей, собрать, начать. Шах был настолько прозорлив, что уже в 49-м году на одном из собраний в ЦДТ, предвидя кое-что, назвал меня мхатовским нахалом. Но и дорогое для нас, главное для нас было то, что его вкус и его вера в искусство были связаны с реалистической правдой театра, идущей от прародителя Щепкина – через Станиславского и Немировича-Данченко к нам».
Натэла ЛОРДКИПАНИДЗЕ
https://www.kino-teatr.ru/teatr/activist/379986/bio/