На протяжении 23 трех лет Бруно Артурович Фрейндлих и Валентина Викторовна Панина выходили на сцену Пушкинского театра в спектакле «Элегия» в ролях Тургенева и Савиной. Постановка основывалась на письмах великого писателя к молодой актрисе. У В. В. Паниной сохранилось несколько писем самого Фрейндлиха, которые он писал ей в разные годы. Все эти письма так или иначе связаны с «Элегией». Письмо, которое мы с разрешения Валентины Викторовны решились опубликовать, написано в тот момент, когда спектакль шел уже немало лет. Постановщика «Элегии», И. С. Ольшвангера, к этому времени не было на свете, и Б. А. Фрейндлих считал себя ответственным за состояние спектакля, за сохранение его формы и смысла. Важно здесь не то, насколько он прав или не прав в своих претензиях к исполнению роли Савиной, интересны сами поставленные проблемы. Это письмо позволяет представить (хотя бы отчасти) творческий метод большого артиста. Советы, которые он дает своей партнерше, помогают восстановить его собственные представления о работе над ролью, о том, как воздействовать на зрителя, как строить сценический диалог, как сделать отношения персонажей подлинно драматичными. И еще: письмо показывает, насколько Б. А. Фрейндлих искренне встревожен и обеспокоен судьбой спектакля, — здесь проявляется не эгоизм исполнителя, а забота Художника.
Уважаемая Валентина Викторовна!
Ваше обращение ко мне по поводу «Элегии» попадает на не очень благоприятную почву. Я сам нахожусь в положении ликвидационном — вот-вот и закончатся мои «гастроли» в театре. Как только стало известно о вашем уходе, сразу появилось несколько заявок на роль Савиной. Так как песня эта долгая, то она меня мало волнует. Пока мне предстоит еще продолжать ту работу, которую мы выпестовали с И. С. Ольшвангером. И вот тут-то я и должен обратить ваше внимание на серьезные недостатки, от которых я весьма больно переживал на последних спектаклях. Я четко вижу вашу самостоятельную работу над ролью и не могу не предупредить вас о неверном направлении, которое вы избрали. Вы далеко уходите от того результата, которого добивался Ольшвангер в работе с вами над ролью. Поведение Савиной было направлено режиссером на преклонение перед величием писателя. Его сердечное, внимательное отношение к ней будоражило ее, появлялся трепет, волнение при встречах с Тургеневым. Она становилась откровеннее, честнее перед его проникновенным взглядом. Глубокое понимание его влюбленности к себе она остро воспринимала и тонко и умно отреагировала на все. Вот этим-то тонкостям и следует посвятить свою работу над ролью, а не увлекаться раскраской текста и тем более психоложеством. Ольшвангер создал спектакль, в котором выигрыш был, главным образом, от разноритмичности характеров: Тургенев — по характеру — медлителен, Савина — молодая артистка, в которой пламенный ум и сердце, да и взволнованность перед ореолом его славы, не дают ей права на большие паузы. Она вся открыта и откровенна поначалу. (Только постепенно где-то приходится приспособляться, и то, согласно своему таланту женщины, ее поведение остается по виду простым и откровенным.) Эти разные по темпераменту люди обогащали друг друга разноритмичностью характеров, без чего невозможно держать зрителя в плену в продолжение всего спектакля. Сейчас вы впадаете в ритмы жизни Тургенева (даже его «паузами» стали оснащать свою роль, что далеко уводит вас от замыслов Ольшвангера). Нас только двое на сцене, и мы, чтобы держать зрителя во внимании, должны строго соблюдать разноритмичность. Прошу обратить на это самое серьезное внимание. Сейчас спектакль становится одноритмичным и от этого однообразным, и это грозит увяданием его. Савина молода, и темперамент у нее молодой и живой. Собой красоваться нельзя (к сожалению, сейчас это очень заметно). Она должна быть скромна и проста в поведении (особенно в походке), и этой простотой и чистотой она и дорога ему. Кроме того, вы часто ищете способ выражения ваших мыслей по ходу высказывания, а это грязнит роль. Надо формировать свои мысли, пока говорит Тургенев, а высказывать мысль легко и непринужденно.
Повторяю: в каждом эпизоде основываться (опираться) на новый этап отношения к Тургеневу. Только этим можно обогатить роль Савиной и сделать спектакль взволнованным. Он должен волновать зрителя не словами, не фигурой и не… походкой, а только тонкими нюансами непрерывно развивающихся отношений между С. и Т.
Все, что я написал, вовсе не значит, что все плохо и подлежит переделке. Это касается только тенденции в работе над ролью, чтобы предостеречь вас от пагубного шага, пока не поздно. Если сразу все и не удастся, то хоть постепенно вернуть былое и в нем совершенствоваться.
Б. Фрейндлих.
http://ptj.spb.ru/archive/29/in-memoriam-29/pamyati-bruno-frejndlixa/
Уважаемая Валентина Викторовна!
Ваше обращение ко мне по поводу «Элегии» попадает на не очень благоприятную почву. Я сам нахожусь в положении ликвидационном — вот-вот и закончатся мои «гастроли» в театре. Как только стало известно о вашем уходе, сразу появилось несколько заявок на роль Савиной. Так как песня эта долгая, то она меня мало волнует. Пока мне предстоит еще продолжать ту работу, которую мы выпестовали с И. С. Ольшвангером. И вот тут-то я и должен обратить ваше внимание на серьезные недостатки, от которых я весьма больно переживал на последних спектаклях. Я четко вижу вашу самостоятельную работу над ролью и не могу не предупредить вас о неверном направлении, которое вы избрали. Вы далеко уходите от того результата, которого добивался Ольшвангер в работе с вами над ролью. Поведение Савиной было направлено режиссером на преклонение перед величием писателя. Его сердечное, внимательное отношение к ней будоражило ее, появлялся трепет, волнение при встречах с Тургеневым. Она становилась откровеннее, честнее перед его проникновенным взглядом. Глубокое понимание его влюбленности к себе она остро воспринимала и тонко и умно отреагировала на все. Вот этим-то тонкостям и следует посвятить свою работу над ролью, а не увлекаться раскраской текста и тем более психоложеством. Ольшвангер создал спектакль, в котором выигрыш был, главным образом, от разноритмичности характеров: Тургенев — по характеру — медлителен, Савина — молодая артистка, в которой пламенный ум и сердце, да и взволнованность перед ореолом его славы, не дают ей права на большие паузы. Она вся открыта и откровенна поначалу. (Только постепенно где-то приходится приспособляться, и то, согласно своему таланту женщины, ее поведение остается по виду простым и откровенным.) Эти разные по темпераменту люди обогащали друг друга разноритмичностью характеров, без чего невозможно держать зрителя в плену в продолжение всего спектакля. Сейчас вы впадаете в ритмы жизни Тургенева (даже его «паузами» стали оснащать свою роль, что далеко уводит вас от замыслов Ольшвангера). Нас только двое на сцене, и мы, чтобы держать зрителя во внимании, должны строго соблюдать разноритмичность. Прошу обратить на это самое серьезное внимание. Сейчас спектакль становится одноритмичным и от этого однообразным, и это грозит увяданием его. Савина молода, и темперамент у нее молодой и живой. Собой красоваться нельзя (к сожалению, сейчас это очень заметно). Она должна быть скромна и проста в поведении (особенно в походке), и этой простотой и чистотой она и дорога ему. Кроме того, вы часто ищете способ выражения ваших мыслей по ходу высказывания, а это грязнит роль. Надо формировать свои мысли, пока говорит Тургенев, а высказывать мысль легко и непринужденно.
Повторяю: в каждом эпизоде основываться (опираться) на новый этап отношения к Тургеневу. Только этим можно обогатить роль Савиной и сделать спектакль взволнованным. Он должен волновать зрителя не словами, не фигурой и не… походкой, а только тонкими нюансами непрерывно развивающихся отношений между С. и Т.
Все, что я написал, вовсе не значит, что все плохо и подлежит переделке. Это касается только тенденции в работе над ролью, чтобы предостеречь вас от пагубного шага, пока не поздно. Если сразу все и не удастся, то хоть постепенно вернуть былое и в нем совершенствоваться.
Б. Фрейндлих.
http://ptj.spb.ru/archive/29/in-memoriam-29/pamyati-bruno-frejndlixa/
